Възд в город Памятник Гайдаю Мемориал Славы

Жёлтый дьявол. Том 2. Гроза разразилась. 1919 год. Глава 15. Хунхузы

Жёлтый дьявол. Том 2. Гроза разразилась. 1919 год. Глава 15. Хунхузы

Глава 15-ая

Хунхузы

1. Закон хунхуза

Высоки в глухой тайге сосны и кедры. Солнце добирается до папоротников внизу только в полдень в июле. А в остальное время там прохладно и темно. Идешь – нога тонет бесшумно во мху.

Так неслышно, бесшумно двигается гуськом – корейским строем – большой хунхузский отряд.

В голове его, опираясь на длинную палку, легко шагает старый хунхуз Ли-Фу.

Трудно понять – идет ли отряд тропой или целиной тайги прокладывает он себе путь… Но одноглазый, с длинной косой, Ли-Фу, начальник отряда, старый хунхуз, подслеповато смотрит, но видит сквозь мох, папоротник и валежник – ясно, по-собачьи чует он носом, широко раздувая ноздри, – старую хунхузскую тропу… Нога его, одетая в легкий и мягкий ул, чутко чувствует эту тропу, и хунхуз легко и уверенно шагает – ему не нужно карт и компаса.

От времени до времени свободной рукой он заламывает ветки кустов, оставляя надлом в сторону, откуда идет отряд… Так он условно, по-таежному, по-хунхузски разговаривает со своими отрядами и дает им направление, куда двигаться…

Идет он весь в синем – в тужурке и штанах, плотно перехваченных внизу, у щиколоток ног. На голове хунхуза платок; крепко, по-особому, без узлов стянут он на затылке. За плечами у него новый японский карабин; крестом – патронташи из пулеметных лент, и на поясе кольт. Хорошо вооружен хунхуз.

Все они хорошо вооружены – и все они одеты одинаково.

Только за плечами у старшего небольшая сумка, у остальных – все отрядное добро: и чумиза, и мука, и табак, и палатки, и травяные лекарства…

Так бесшумно, глубоко в Приморской тайге, в тылу у партизан – идет большой хунхузский отряд. Уже неделю, как идет отряд из-под Сан-Сина, – там нашел Ли-Фу приказ Чжан-Цзо-Лина.

Через Ханку, по корейским уругам, вглубь, к самому Сихотэ-Айлиньскому хребту, туда, откуда зачинаются и расходятся дороги самых больших таежных волостей – Чугуевской, Яковлевской, Анучинской…

Как раз там…

Сверху посмотреть – хоть на самый хребет забраться – ничего не видать… Только дымок выдает: в тихую погоду белым столбом подымается, а в ветер – так и этого не увидишь…

А спустись на дымок – все равно не найдешь… Так и не будешь знать, откуда он…

Большой таежный костер трещит смоляной сушью. Хунхузы палят кабана.

Тут же рядом флегматичный старик хунхуз, – глаза его прищурены – он сладко затягивается третьей затяжкой и негромко с присвистом считает:

– Ига, лянга, санга, сыга, уга…

А под счет раздается свист лозы, и хлесткий удар по красному взбухшему телу – нарушает тишину тайги…

Это – наказывают провинившегося хунхуза.

Он, полуголый, перегнувшись через колоду, лежит, выпуча глаза – зубами впившись в кору колоды… Ни звука не вырвется из его хунхузского рта.

Иначе – он не хунхуз!..

А старик все считает, считает… Он уже сделал шестую затяжку опиума… Лицо его блаженно, но далеко еще до сна, и успеет он отсчитать положенное число розог провинившемуся хунхузу.

И хлещут попеременно – до двухсот раз… А хунхуз молчит…

Таков закон, и карает он его за то, что он лишнюю затяжку опиума обманно получил…

Нельзя – в отряде нельзя обманывать… Можно убить ирбо, не спросясь начальника отряда… Ограбить китайского купезу или того же ирбо – ничего… А взять лишнюю затяжку опиума в отряде – двести розог, а то и совсем выгонят…

Таков закон хунхуза.

А старый хунхуз все считает… Он делает и другие дела в отряде – он и хранитель опиума отрядного и хранитель денег, это – Сын-Фун-Ли, – второе лицо в отряде и старый испытанный хунхуз… Он почетный хунхуз, – в своей сумке он не несет ничего больше: он хранитель всех ценностей отряда. Его боятся и уважают больше самого начальника.

Самый младший в отряде, самый молодой по хунхузничеству несет во время передвижений всю отрядную долю, какая падает на Сын-Фун-Ли.

Таков хунхузский закон.

Один глаз, а все видит – насквозь…

Любовно осматривает он большую черную тушевую печать – шибко большого капитана! А на другой стороне конверта столбиками приказ, где и когда распечатать.

Так и делает Ли-Фу.

Теперь прибыли на место: можно и распечатать.

Но недаром же он, одноглазый Ли-Фу, начальник многих хунхузских отрядов, правая рука самого Чжан-Цзо-Лина во всех тайных делах. – Он знает, что в конверте написано. Но все-таки распечатывает и читает:

«…Завязать сношения с партизанскими начальниками… Продавать им патроны… Выследить все их штабы… Грабить русских крестьян и корейцев… Дезорганизовать партизанский тыл… При удобном случае нападать и уничтожать партизанские отряды. Действовать осторожно, по-хунхузски… Не оставлять никаких следов… Доносить каждые семь солнц по летучке в Мукден, лично мне. Чжан-Цзо-Лин».

 

2. Партизанская дипломатия

– Товарищ Шамов, этот? – Снегуровский оборачивается к нему, подает каракули хунхуза – его визитную карточку…

– Да, этот… – Шамов взял, смотрит подпись: – «Лифу», – этот самый!.. И пропуск в его владения…

– Тоже, губернатор трех провинций!.. – Снегуровский смеется, – придется ехать?..

– Конечно!..

Огромные папоротники раздвигаются, и дуло винчестера на тропу. Из-под повязки левый глаз прищурен, – точно на прицеле.

Это сторожевой хунхузский пост.

Хунхуз идет вперед, ловко перепрыгивая через коряжины. Вот он припал, послушал и дальше…

Шамов и Демирский на лошадях двигаются за ним.

Хунхуз останавливается, издает несколько гортанных звуков, похожих на птичьи.

И в ответ ему, откуда-то совсем близко, также:

– Кхарр… кхаррр…

И из папоротников с винчестером ширококостный скуластый хунхуз.

– Ваша!.. Ему лошака оставь… – Хунхуз провожатый к Шамову, – наша здесь мала-мала пешком ходи…

Лошади оставлены хунхузу-часовому.

Совсем без тропы, прямо по целине тайги ведет их посланный. А потом они долго идут вдоль по горной речке.

– Ну, и хунхузня… Осторожные, собаки… – ворчит Демирский, хлопая улами по воде.

По тому же папоротнику, осторожно раздвигая лопух, извиваясь змеей, скользит Серков. Старый охотник недаром ходил за тигром – он знает, как красться.

Впереди его идет, насторожившись, собака – его старая охотничья лайка, пришедшая с ним с Тетюхэ. – То одно ухо поднимет, то другое и носом поводит… Знает она из тысячи таежных запахов один хунхузский ул, на который ее навел Серков еще там в штабе, когда был посыльный – хунхуз…

Хрустнула ветка под ногой у лайки. И собака и Серков замерли…

Хунхуз насторожился – опять с винчестером на тропу, через папоротник, но там никого, только лошади прядут ушами и отмахиваются от овода хвостами… – Хрустнуло где-то позади?..

Хунхуз туда… – Прополз несколько шагов, залег, слушает… Только тихо шумит тайга своим неумолчным шумом, как вечный прибой океана, однообразный, певучий, порой едва уловимый, но постоянный шум…

Ничего больше.

Обратно хунхуз ползет к тропе…

Солнце уже ушло за сопку и в черной прохладной тени долина.

Уже поздно, и вечер…

А одноглазый Ли-Фу все еще покачивается и попыхивает трубкой и гостеприимно угощает пампушками, большими ломтями свинины только что зажаренного кабана и крепким корейским табаком своих партизан-гостей…

Переводчик-китаец тоже хунхуз, на ужасающем жаргоне говорит с Демирским, который тоже не лучше говорит по-китайски.

Шамову уже давно надоело – он видит насквозь политику хитрого одноглазого Ли-Фу. Но он терпит – надо дождаться сигнала Серкова…

– Хорошо… Передайте Ли-Фу, что мы согласны с ним дружить, если: первое – и он пишет на блокноте:

Хунхузы будут мирно жить в тайге и не грабить русских крестьян и не брать своих «налогов» с корейских уруг.

Второе – и опять пишет:

Ли-Фу для своего отряда будет получать опиум от штаба в обмен на патроны и оружие.

Третье:

Отряд Ли-Фу, как вооруженная сила на территории повстанческой армии, подчиняется всем распоряжениям полевого партизанского штаба в округе, где он находится, и несет охранную службу на участке, особо для этого установленном полевым штабом.

Четвертое:

Отряд получает надел земли, удобной под макосеяние и табак, а также вьючных лошадей в количестве до 10-ти штук.

Пятое:

Отряд, если будет в том необходимость, по первому распоряжению полевого штаба, вливается в повстанческую армию для борьбы, как с колчаковцами (русскими белыми), так и с японцами, действуя при этом, как самостоятельная боевая единица, получающая особую директиву и участок фронта. Держит для этого непрерывную связь со штабом.

Шестое:

Штаб партизанских войск предупреждает начальника отряда Ли Фу – в случае неподчинения его распоряжениям – хунхузский отряд будет разоружен и отведен к границе Китая.

Седьмое:

В случае неисполнения, хотя бы одного пункта данного договора, та и другая сторона может считать себя свободной в своих дальнейших действиях и взаимоотношениях.

Долго бормочет что-то переводчик.

Ли-Фу – то расплывается в улыбку и произносит, прищелкивая языком:

– Хо!.. Хо!.. – когда ему читают пункт второй.

То яростно плюется и ругается:

– Во-цхо!.. Пуё… – когда ему читают пункт шестой.

Сын-Фун-Ли, полуголый, как и все в фанзе, кроме часовых у дверей и на тропах в засаде, – наклонился и длинной кистью, тушью, на пергаменте пишет свои столбики крючков и клеточек, переписывает таинственными китайскими письменами договор, предложенный хунхузу Ли-Фу Шамозвым.

Договор переписан.

Хунхуз плюется долго, но потом искорки огоньков в одном глазу, и хунхуз, что-то пробормотав, берет кисточку и подписывает:

(Начальник хунхузских отрядов Сан-Синской провинции, капитан Ли-Фу).

Переводчик добавляет, что капитан согласен, но что он хочет только один пункт добавить об американцах, с которыми он не хочет воевать.

К пункту пятому примечанием добавляют:

Примечание: С Америкой хунхузы друзья – они не вступают с ней в войну.

– Гавв!.. – Неожиданно в хунхузском лагере.

Несколько хунхузов бросаются в кусты.

Tax… – Кто-то стреляет из них.

Визг по лесу… А потом хунхуз притаскивает собаку к фанзе.

Она ранена… Увидала Шамова, завиляла хвостом, визжит…

Переводчик спрашивает Шамова:

– Твоя, капитана?

Шамов отрицательно качает головой.

Китайцы что-то между собой быстро-быстро говорят… Ли-Фу крикнул, – все замолкли… И рукой хунхузу, принесшему собаку – что-то сказал злобно.

Хунхуз взял собаку и потащил в кусты… Только визг… Тише… Глуше…

«Неужели задавят, проклятые?..» – мелькает в голове у Демирского.

«Где-то Серков сейчас?» – думает Шамов.

Бултых… Круги по воде… Пузыри и больше ничего.

Но вмиг сзади, как клещи – пальцы в горло хунхуза – без звука валится тот в кусты, на мягкую траву. Еще нажим на сонную артерию, и хунхуз лишается сознания.

А в это время – опять вода брызгами… Круги и пузыри… и голова Серкова выныривает из воды, и быстро одной рукой гребет он к берегу…

Вышел… А с ним лайка… Перегрыз зубами петлю, оторвал камень от шеи и давай ее растирать…

Оттер… В мешок… Карабин за плечи и нырнул в тайгу… Очнулся хунхуз – никого нет…

Ли-Фу хитро мигает одним глазом своему помощнику Сын-Фун-Лину, передавая ему грамоту-договор, подписанный Шамовым.

А Демирский в это время прячет себе в сумку копию, подписанную Ли-Фу и написанную китайскими иероглифами.

Те и другие довольны.

Опять процедура завязывания глаз у Шамова и Демирского и их уводят из лагеря.

Кружат…

А потом они подходят к своим лошадям. Из папоротника выскакивает тот же хунхуз и гортанно:

– Каррр… – несется по лесу.

Они садятся на лошадей и быстро едут…

Их уже обратно никто не провожает.

Уже ночь. И звезды.

Легко бегут отдохнувшие лошади.

Из-за сопки показывается серебряным рогом месяц.

 

3. Хунхузский комиссар

Входит цепочкой на обширный двор Одарковского завода хунхузский отряд. На каждой винтовке, как мак пылает – красный бантик, завязанный вверху на стволе, у шомпола.

Сзади отряда какая-то огромная железная труба, которую несут два хунхуза: она тоже перевязана красной лентой, – это – самодельная хунхузская пушка.

Впереди хунхузов старик.

Вдруг отскакивает от отряда, машет карабином и кричит что-то… Прыгает.

На полушаге остановлен отряд.

Потом все по команде – повертываются лицом к штабу и винтовки, блеснув затворами, прижимают к правому плечу.

Старик хунхуз бежит в штаб:

– Ваша!.. Начальника! встречай!.. – и подает Снегуровскому пакет от Штерна.

Снегуровский берет пакет и выходит на крыльцо штаба. Смотрит…

Хунхузский отряд развернулся шеренгой-цепью и держит на караул…

Старик хунхуз, церемонно широко шагая, снова подходит к крыльцу, так же берет свой карабин к плечу и рапортует:

– Капитана, моя шибко борщевика!.. – Тоже партизана… Игаян кампания… Моя к тебе воевать… Моя был у того, шибко большого капитана – Анучина…

– У Штерна?

– Штерна!.. Хунхуз улыбается. – Моя далеко ходи, Гирин ходи… Японыска… Макака моя воюй… Ир-рыбо… Много ирбо мой отряд ходи, Сеул ходи, макака стреляй…

Снегуровский улыбается – берет под козырек.

Хунхузы все сверкнули зубами – довольны…

Рапорт принят.

А потом они «дефилируют» мимо штаба, неся на руке свои новенькие винтовки.

Это – хунхузский парад.

Куо-Шан доволен – хорошо его принял штаб. Накормили его и его отряд. Теперь партизаны с хунхузами расположились кучками по зимовьям тайги у завода и дуют чай и гложут кукурузу…

И как-то разговаривают…

Приехали Шамов и Демирский, а с ними и Серков. Серков озабочен и с мешком сразу проходит на санитарный пункт.

Там он что-то долго шепчется с отрядным фельдшером Марченко. По временам раздается собачий визг, то жалобный скулящий вой.

– Ну-ну, потерпи!.. – уговаривает, точно человека, Серков свою подстреленную лайку, – погоди, сволочи, я им дам перцу…

– Ничего, кость цела… – Марченко успокаивает Серкова, делая лайке перевязку.

– Ууууууууу – жалобно скулит собака.

– Вот тебе Куо-Шан и товарищ от штаба! – говорит Снегуровский.

Бухта, командир левого фланга – широкоплечий, коренастый, белобрысый, с детской улыбкой синих не мигающих глаз – сидит тут же за штабным столом. Он учитель из Чернышовки и хороший партизан.

Совещание кончено. Выработаны меры связи и снабжения отряда Куо-Шана и назначен… комиссар.

13:40
9333
RSS
Нет комментариев. Ваш будет первым!
Загрузка...
|