Възд в город Памятник Гайдаю Мемориал Славы

Жёлтый дьявол. Том 2. Гроза разразилась. 1919 год. Глава 10. Без выстрела

Жёлтый дьявол. Том 2. Гроза разразилась. 1919 год. Глава 10. Без выстрела

Глава 10-ая

Без выстрела

1. Тайга двинулась

Ш-ш-ш-ш… верховой ветер шумит по вершинам сопок. Гонит по небу стаями рваные клочья. Бледный бок луны гуляет по тучам…

В тайге Уссурийского края, где сосна и тополь бок о-бок – ш-ш-ш-ш – ветер в ветвях.

Ночь темная.

Во тьме деревья, качаясь – скррр, скррр… Филин в лесу – ух-ух-ух…

Туманом затянуты ложбины и пади. В тумане… вот тут… и там… и там… огни горят… Ночные таежные огни.

А с перевала на перевал, извиваясь по сопкам, режет щетину тайги широкий спасский тракт. В дичь, в глушь проложен тракт руками военнопленных.

Тракт шевелится. Там… сям – цок копыта… звяк затвора… храп лошади… вспых спички…

С шумом деревьев сливается шарканье ног – шшах, шшах, шшах, шшах.

Ночную тьму продирая, в шесть сотен колонной по тракту идут партизаны.

Тайга двинулась.

С сопок на магистраль железной дороги хлынул таежный поток.

 

2. Против американцев…

«Вот так номер! Ни черта не поймешь. Кто из них крутит друг другу головы?» – думает Ефим и еще сильнее жмет трубку к уху.

Знакомый, резкий твердый голос человека в маске отчетливо произносит каждое слово:

– Да, господин полковник. Мои люди собрали об этом довольно точные сведения. Эти сведения вы должны были получить сегодня через начальника вашей разведки.

– Да, да, я получил – отвечает Таро.

– Превосходно. По собранным данным можно заключить одно: американцы помогают красным. Двойственность их политики несомненна. Но этого мало… Я полагаю, у них имеется инструкция от высшего командования – оказывать помощь партизанам. Вывод отсюда один: американцы травят партизан против японских войск.

– Кхэ… – сердито кряхтит Таро на другом конце провода.

– Случай в Спасске, господин полковник, говорит за себя. Зачем майор Сайзер ездил к партизанам на автомобиле? Зачем он обманул японский гарнизон, сообщив, что видел не более сотни партизан?

– Угу.

– Мои агенты донесли мне еще одну новость.

– А-а?

– Американцы ищут половину какого-то документа. Думаю, речь идет о нашем. Очевидно, вторая половина попала им в лапы.

– Да, да… это мне ицвецно… Я тоже имею об этом сведения и хотел вам сообщить. Я рекомендую вам поехать в Спасск лично.

– Превосходно. Я тоже хотел просить об этом… Вы предупредите коменданта станции Евгеньевка об оказании мне содействия.

– Да, конечно. Поставьте шире наблюдения за американцами и постарайтесь добыть письменные доказательства их действий… Я говорю о помощи партизанам.

– Понимаю. Завтра еду.

– Счастливый путь.

Ефим в недоумении жмет плечи:

– Не понимаю: чего он хочет? Кто же все-таки из них крутит друг другу голову?.. Ну, хорошо… Увидим. В Спасске я тебя разоблачу… Не увернешься… Да.

 

3. Советы живут

ПОРЯДОК ДНЯ

первого Повстанческого Съезда

в урочище Анучино.

1. – Советы в области.

2. – Повстанческая армия:

а) мобилизация.

б) снабжение.

в) единое командование.

3. Внутренние дела:

а) отношение к хунхузам.

б) к корейцам и китайцам – крестьянам.

в) вопрос о макосеянии.

4. – Текущие дела.

Норма представительства: – от партизанских отрядов на 500 – 1; от сельсоветов на 1000 – 1.

Быстро работает машинист штаба, недаром его партизаны прозвали «автоматом». Один за другим вылетают из пишущей машинки приказы на фронт, во все партизанские отряды, о производстве выборов на первый Повстанческий съезд.

– Подумать только! – Шамов подписывает приказы за начальника штаба: – в десяти верстах колчаковская территория – железнодорожная магистраль, а здесь… советы и повстанческий съезд.

– Советы живут!.. – возбужденно на бегу произносит Демирский, передавая приказы ординарцам, а те – на фронт…

– Да, советы живут…

Штаб фронта усиленно работает.

Готовится к съезду и широкой операции наступления. План – общий по фронту на все участки – подписан Штерном.

Снегуровский разрабатывает детали своего участка.

От штаба и фронта пятым делегатом на съезд выезжает Шамов. Вечером им седлают лошадей.

 

4. На заставе

– Черти! – Горченко… Баранов…

Два карабина к нему, вмиг…

– Стойте!.. Что, не узнали, что ли? – и Кононов у одного за карабин.

– А, дьявол! – и Баранов, положив карабин, быстро схватил гаечный ключ и принялся развинчивать стык, – бери лопату, живо…

Кононов точно и всегда был землекопом: сразу приналег на заступ и давай подкапывать шпалы…

– Откуда ты летишь? – Горченко любовно оглядывает товарища, точно с неба свалившегося им на помощь.

– Да все гонюсь за шпионом… Чорт его разберет – никак не можем разгадать…

– Он в сопках?

– Нет!

– Так чёрт с ним! – Баранов закончил уже отвинчивать гайки, – бросал бы город, да к нам в сопки скорее… Сам знаешь, людей не хватает…

– Знаю… и чертовски хочется к вам, да нельзя: Штерн приказал… открыть… Документ у него важный…

– Ну, Штерн, тогда надо, значит…

– Вот то-то оно и есть… А то бы разве я усидел в городе…

– В сопках летал бы?..

– Известно – летчик!.. – и оба разражаются хохотом.

– Черти!.. А ведь правда… – и Кононов присоединяется к ним.

– Скорей, ребята, живей… – отряд уже наверное подходит к станции… – и Горченко налегает на костыли – один за другим они с глухим ржавым скрипом выскакивают…

– Готово! – Горченко с Барановым навалились на лом и скатывают рельсу за насыпь.

Кононов в это время раскидывает с другими партизанами шпалы.

Работа окончена – шесть стыков рельс разобраны, насыпь срыта и заграждение к станции сделано.

– Теперь хоть сам броневик иди – отряд может спокойно действовать… – и Горченко сел у полотна и закурил… Баранов! – он оборачивается к нему. – Иди смени наблюдателя.

Баранов вскидывает карабин…

– А как насчет сметанки, все смекаешь? – и Кононов лучится глазами хитро.

– Горбатого могила исправит… – Горченко машет рукой. Ребята смеются.

– А что, плохо, что ли… – Баранов шагает на смену… Маленький карапуз легко и четко.

Остальные скатываются в кусты и там залегают с винтовками на прицеле в выемку.

Кононов остается с ними и рассказывает о городе. Партизаны слушают с жадностью.

 

5. Всем… всем… всем…

Чак-чак… – по ремню и магазинной коробке винтовок, руки цепко на караул. Два партизана в улах, гимнастерках с патронташами на поясах стоят на вытяжку у входа на станцию Свиягино.

Яркое утреннее солнце в просветах тополей аллеи.

Снегуровский с лошади – повод ординарцу Солодкому:

– Ни шагу отсюда, чтобы ни случилось! – твердо ему и быстро по аллее к станции с Иваном Шевченко.

Мимо часовых:

– Хорошо, ребята, показывай Америке, пусть нос не дерут: хоть и лапотники, а порядок знаем.

– На ять, товарищ Снегуровский! – один из часовых весело…

Входят в телеграф.

– Товарищ Снегуровский, провод готов!.. – Кравченко, свой телеграфист, тоже партизан, сидит на ключе и выстукивает:

«…всем… всем… всем…»

– Кто слушает? – Снегуровский сел на стол, вынул браунинг…

Бледный начальник трясущейся челюстью:

– Прикажете нам уйти?

– Нет уж, лучше побудьте здесь… – Шевченко смеется…

«…слушаю… Евгеньевка, Никольск… Владивосток…» – читает по ленте Кравченко… Перерыв… A-а… Вот и север: «Иман… Битин… Хабаровск…». – Хорошо! – Снегуровский закуривает.

– … Товарищи и братья!.. – начинает диктовать.

 

6. Телеграфист…

«Товарищи и братья! Именем мировой пролетарской революции…» идет по ленте.

У телеграфиста под фуражкой волосы зашевелились: громом по ленте старые и опять такие новые слова…

Телеграфист Иванов не выдерживает – перебивает ключом и отстукивает:

– Вы с ума сошли на Свиягино?

А оттуда:

…– Начальник боевого участка партизанских отрядов Яковлевского повстанческого округа Снегуровский приказывает принимать…

И идет лента – замер, оцепенел телеграфист Иванов. Под шапкой шевелятся волосы, глаза в разгон: направо – японский телеграфист контролирует ленты, налево – стрепаловский контрразведчик из Спасского гарнизона.

А солнце, издеваясь над желтыми кантами фуражки телеграфиста, бьет по лакированным плоскостям аппарата и четко выделяет на ленте черточки и точки.

И кажется телеграфисту, что все эти знаки горят аршинными афишными буквами и видят их все и читают: «…Уссурийское казачество! К тебе восставшие крестьяне Приморской тайги шлют боевой клич и призыв…».

Ах, как жгут эти слова… и телеграфисту Иванову хочется их читать и впитывать в себя… Он в ужасе: если откроют, тут же на месте заколют… Но он решает принимать… не доносить, будь, что будет…

Интервенция его достаточно вырастила, чтобы он мог ненавидеть японские войска и калмыковские нагайки и застенки.

А по ленте идет:

«…и вам, товарищи рабочие городов. Бросайте свои фабрики и заводы – взрывайте их… уходите к нам в сопки, в единую пролетарскую семью для новой борьбы за…»

– Ну, – «революцию»… – скорее! – перебивает телеграфист: опасно принимать, заметят… – отстукивает он обратно.

А по ленте идет дальше:

«…и вам, братья железнодорожники…»

Набатом бьет сердце телеграфиста… – «…вам, вынесшим на своих плечах девятьсот пятый год…»

Город Хабаровск. И тоже «телеграфист»:

– Что? Что такое? – адъютант штаба Калмыкова рвет, комкает ленту… – выключить аппарат! Прекратить прием по всем станциям!..

К телефону:

– Ваше превосходительство! Партизане заняли станцию Свиягино и диктуют по телеграфу свое воззвание…

– А-а… Мать… твою… – не доканчивает Калмыков, – рвет трубку… – броневик! – ревет он в немой телефон…

И опять в Евгеньевке.

Телеграфист Иванов уже успел передать ленту в город – там распространят. Пищелка, тоже телеграфист…

Но…

К нему комендант станции:

– Здесь шла лента от партизан, почему не сообщили?.. Где она?

Телеграфист задрожал, – видит по ленте еще обрывком фразы идет: «…командующий всеми партизанскими отрядами… Штерн…»

– Опять он? – взвыл комендант… выхватил браунинг, в упор стреляет в телеграфиста – Проклятый большевик… Ты знал?!.

Подбегает японский комендант с лентой от своего аппарата:

– Боршуика!.. Свиягино – пиши…

– Он принимал! – русский комендант головой на Иванова, свалившегося у аппарата…

– У-у!.. боршуика… – японец пинает труп телеграфиста.

Кровь из горла стекает на пол. В левой руке телеграфиста Иванова намертво сжат обрывок ленты, на которой таинственными знаками написано: «…братья железнодорожники! – вы также должны помогать партизанам в борьбе за освобождение трудящихся…»

Помог – твердо держит рука…

 

7. «Под прикрытием артиллерийского огня»

– Товарищ Снегуровский! – Возный, начальник отряда вбегает, – станцию окружают американцы…

– А, так… Окружите американцев… разоружить…

Лейтенант Сайзер побледнел – ему переводчик, трясущийся американский солдат, сообщает приказ Снегуровского.

Что-то быстро говорит, вынимает кольт лейтенант Сайзер:

– «Я застрелю вас и себя»… – кричит переводчик, и зубы его чакают: он переводит слова лейтенанта.

– Ага! А зачем лейтенант приказал нас окружить?.. Пусть сейчас же даст распоряжение своим солдатам уйти в казарму и не мешать нам.

Быстро лопочет переводчик.

Ответ лейтенанта и бегом переводчик к солдатам.

– Товарищ Возный! Отставить разоружение… – кричит Снегуровский через окно. А там уже партизанская цепь сзади американцев залегла и щелкают затворы винтовок – приготовились ребята…

– Есть! – вскакивает Возный.

Американцы, как побитые собаки, с опущенными шляпами направляются к себе в бараки. Но некоторые из них улыбаются…

«Наверное… рабочие»… – думает Снегуровский и смеется глазами в лицо перепуганному лейтенанту…

Входит в станцию Шевченко.

– Лошади все выведены… Муку и мясо догружают. Быков уже погнали к Белой. Милиция и казачий отряд разоружены… Офицеры отправлены в сопки… Можно давать сигнал?

– Да!

Шевченко на ухо Снегуровскому: – захватил у американцев шесть штук лошаков… – довольный подмигивает.

– Э-э, стоит ли… Еще привяжутся, будет канитель из-за пустяков…

– Ерунда!.. Это им в наказание за окружение – пусть знают, – и Шевченко сжимает кулак и злобно косится на лейтенанта: – Тоже лошаки!.. – всех бы перестрелять. Фарисеи… Продажные шкуры… Демократия заокеанская…

– Ну, чёрт с ними, забирайте… Встает, громко: – Операция кончена… Скажи Возному: сигнал к сбору!..

Шевченко выбегает.

Снегуровский быстро со станции к лошади. Солодкий уже на своем гнедом, ждет.

К Снегуровскому быстро подбегает переводчик, говорит:

– Лейтенант просит оставить расписку на животных, взятых из гарнизона…

– Расписку?.. Понял. Веселые огоньки в глазах забегали. Быстро из полевого блокнота рвет листок и пишет:

«Взято от американского народа заимообразно на нужды революции шесть лошаков. Нач. Парт. отрядов Снегуровский».

И передает ему.

Переводчик довольный возвращается к лейтенанту. Иван Шевченко хохочет:

– …взаимообразно… от американского народа… на нужды революции…

И Снегуровский и Шевченко весело отъезжают от станции. В окна из станции лица железнодорожников – они кивают и улыбаются… И там же в крайнем окне – серое лицо немигающими злыми глазами смотрит. Это – лейтенант Сайзер, начальник Свиягинского американского гарнизона.

Возный чиркает спичку – зажигает фитиль самодельной тетюхинской гранаты… Бросает ее за полотно. Дымит фитиль, а потом: буух… жжи… ух…

Это – сигнал к сбору.

– Собирайсь! – команда Возного, и по отрядам быстро передается:

– Собирайсь…

Живо построились в колонны и…

– Марш! – Возный.

Колонны двинулись.

А впереди караван быков, лошадей неоседланных, лошаков большеухих. А сзади колонны, вагоны с мукою и мясом по ветке в тайгу – паровоз маневровый толкает. На паровозе Баранов – на тендере сидит и лоснится на солнце; улыбаясь, уплетает свежий калач. Горченко выглядывает из будки машиниста – он уже снялся с командой с заставы. То же сделала и северная застава. Подошли вовремя, к концу операции…

Кравченко, обмотанный телеграфной лентой, догоняет отряд:

– Черти! Что не подождали?..

Снегуровский и Шевченко на лошадях скачут мимо здания с флагом американского красного креста. А на крыше стоит часовой.

На крыльце штаба и госпиталя две американских «леди».

Быстро поворот на скаку и два всадника к крыльцу:

– Леди! – улыбается Снегуровский.

– Мадам! – смеется Шевченко…

У обоих руки к козырьку:

– Мы очень вас просим извинить за доставленное вам беспокойство.

Обе «леди» в обморочном состоянии – глаза белками вертятся, язык прилип к гортани… Ноги приросли к земле…

И, когда они приходят в себя, уже всадников нет, – только пыль по дороге в сопки за ними…

Они догоняют отряд… Вслед им машут рабочие Свиягинского лесопильного завода: «– На днях мы тоже к вам в сопки уходим!..» – кричат они вдогонку…

К крыльцу с остолбенелыми «леди» подходит бледный, расстроенный лейтенант Сайзер.

– Ах!. – падает к нему в объятия одна из «леди», – эти большевики… Как они ужасны…

А через минуту лейтенант Сайзер доносит во Владивосток, в штаб американских экспедиционных войск:

«…под прикрытием артиллерийского огня партизанская армия захватила станцию Свиягино… Разграбила… и т. д.».

Партизанский отряд спускается за сопку. На гребне Снегуровский смотрит в бинокль на выемку, в сторону Спасска.

В выемке чуть видно дымок… Вот – больше… Гуще…

– Дымок! – говорит Шевченко, тоже смотрит в бинокль.

– Броневик… Поздно… – Снегуровский подбирает поводья, и они спокойно спускаются за отрядом в лощину, а там – в Белую Церковь…

На отдых – после удачной операции.

 

8. Дымок броневика

Броневик летит в выемку и из-за поворота прямо на рельсах – сигнал: красный диск… и человек машет…

Регулятор к себе – пар закрыт. Кран машиниста на тормоз…

Привскочил броневик – застопорился…

– Борщевика!.. Что?.. – перегибается японец с броневика.

Человек с диском подбегает к броневику:

– Партизаны… Разобрали путь… Я ремонтный рабочий… Помощь надо… – запыхался, не может выговорить.

Японский офицер отдает приказ, и отряд сапер из броневика на насыпь легко сваливается желтыми мешками.

Работа закончена.

– Аната!.. аната![8] – ремонтный рабочий к японцам, – возьми меня в Свиягино… Моя там – бабушка…

– Аната? – буршуика!.. Бабучка? – оцень карсо руцкий бабуцка!.. Японцы смеются, но берут его с собой на броневик.

Рабочий влезает на заднюю площадку…

В Свиягино первым с, японским офицером сходит черный, широкоплечий, в низко надвинутой на глаза кепи…

– Это маска… – шепчет рабочий, спрыгивая с броневика на другую сторону станции, – погоди, я выслежу тебя, голубчик…

Старший милиционер докладывает начальнику бронепоезда:

– Разоружили… все забрали… Офицеров увели в сопки… Американцы струсили…

– Американза… ыы… ши… ууу… – Японец злобно скашивает щелочки глаз в сторону американского часового, разгуливающего, как ни в чем не бывало, по перрону: – американза, ыыуу!..

Глаза из-под кепи черного широкоплечего человека метнули лучи… По губам незаметная улыбка…

Рабочий из-под вагона заметил:

– Ни черта не пойму – да кто же он, наконец?.. – шепчут его губы.

А ночью возвращается тихо, ощупью, броневик обратно в Спасск…

Сзади, как кошка, прицепился под бронированной площадкой, между рессорами тележки человек. Это – тот же самый, что и утром сегодня был, ремонтный рабочий и подобран броневиком с разрушенного партизанами полотна.

Этот человек – ремонтный рабочий и неутомимый Ефим Кононов!

Маска возвращается в Спасск на броневике. Он должен его выследить – и он едет тоже… и – тоже на броневике… Не беда, что только под броневиком, то есть…

 

Продолжение следует...

Предыдущие главы

17:30
6776
RSS
Нет комментариев. Ваш будет первым!
Загрузка...
|